Приветствую Вас, Гость! Регистрация RSS
Пятница, 29.03.2024
Реклама
Главная » 2013 » Февраль » 9 » Метаморфозы на свиной ферме.
20:22
Метаморфозы на свиной ферме.
Полностью эта история впервые была опубликована в книге «Революция питания» Джона Роббинса – автора известной книги «Диета для новой Америки», специалиста по воздействию питания на окружающий мир и на здоровье, лектора о здоровом и этическом образе жизни. История имела много отзывов, поэтому он решил ее снова рассказать в своей новой книге «Несчастливые коровы. События с фронта революции питания».

Однажды в штате Айова я познакомился с неким джентльменом – если честно, говоря «джентльмен», я просто стараюсь быть вежливым, тогда он мне представлялся совсем по-другому. Он был владельцем фермы, которую называл «объект по производству свинины». Я же, с другой стороны, назвал бы ее свиной Освенцим*.
Условия были зверские. Свиньи были заключены в клетки, которые были едва больше их тел; клетки поставлены друг на друга в три яруса. Клетки были сделаны из железных прутьев, так что экскременты животных с верхнего и среднего ярусов попадали в нижний.

Вышеупомянутый владелец этого кошмара весил, я предполагаю, по меньшей мере, фунтов 240, но еще более впечатляющим было то, что он выглядел, так как будто сделан из бетона. Его движения обладали всей плавностью и грацией кирпичной стены.
Что делало его еще менее привлекательным так это его речь, с моей точки зрения, похожая на хрюканье и совершенно неприятная на слух. Увидев его грубое телосложение и оценив внешность, я – довольно блестяще, я-то думал – заключил, что его беды только в том, что у него нет времени по утрам на занятия йогой.
Но я не высказывал своего мнения ни о нем, ни о его работе, так как я был тайным посетителем бойни и откормочных площадок, как бы изучающего способы модернизации пищевой промышленности. На моей машине не было наклеек, одежда и прическа были тщательно выбраны, что бы не вызывать подозрений в том, что я могу быть одним из тех философов о правах животных, которых полно в этом округе. Я, как ни в чем не бывало, сказал фермеру, что я пищу работу о животноводстве и попросил уделить мне несколько минут, чтобы он поделился своими знаниями. В ответ же он проворчал пару слов, которые я не смог разобрать, но решил все-таки задать пару вопросов и попросить показать ферму.

В тот момент я был не очень-то счастлив, и это чувство не улучшилось, когда мы вошли в один из складов, где он держал свиней. На самом деле, мое сострадание возросло, потому что в ноздри мне ударил ужасный запах. От этого места разило аммиаком, сероводородом и другими ядовитыми газами, производимыми отходами животных. Они, к сожалению, были свалены в помещении в одну кучу.
Этот смрад был тошнотворным для меня, как же тогда должны чувствовать себя животные. Клетки, улавливающие запахи, известны как этмоидальные. Свиньи, как и собаки, имеют в 200 раз больше таких клеток, чем человек. В природных условиях они способны, копаясь в грязи, распознать запах корнеплода через землю.
В любом случае, свиньи никогда не испортят свое жилище, они вообще-то достаточно чистоплотные животные, несмотря на ту репутацию, которую мы им приписываем. Но здесь, у них не было контакта с землей, и их носы были наполнены непрерывным запахом их собственной мочи и фекалий, преумноженным в 1000 раз за счет накопившихся отходов от других свиней, к несчастью, живших на этом складе. Я был в помещении всего пару минут и уже в отчаянии хотел бежать оттуда. Но свиньи были здесь заключенными и едва могли сделать шаг, принужденные терпеть это зловоние; они были почти обездвижены 24 часа в сутки, 7 дней в неделю и, я вас уверяю, без отдыха по праздникам.

Мужчина, управляющий эти местом, был достаточно добр, отвечая на мои вопросы в основном о медикаментах, которые он использует в борьбе с широко распространенными на сегодняшних фермах проблемами. Но мое отношение к нему и его ферме не стало теплее. Не улучшило положение и то, что в ответ на обычный громкий визг одной свиньи он неожиданно и угрожающе ударил по стержню клетки, вызвав громкий лязг, пронесшийся по всему складу и приведший к визгу других свиней.
Так как мне все сложнее и сложнее было скрывать свою обиду, у меня появилась идея высказать мужчине все, что я думаю об условиях, в которых он содержит своих свиней, но затем я передумал. Это был мужчина, очевидно, с которым не стоит спорить.

По истечении 15 минут я решил, что видел достаточно и собирался уходить. Кроме того, я был уверен, что он будет рад избавиться от меня. Но кое-что произошло, что-то, изменившее мою жизнь навсегда, и как выяснилось, его тоже. Началось с того, что его жена вошла и сердечно пригласила меня остаться на ужин.
Фермер поморщился, когда его жена заговорила, покорно повернулся ко мне и объявил: «Жена хочет, чтобы вы остались на ужин». Он всегда называл ее «жена», что привело меня к заключению о том, что он не был, по-видимому, знаком с современными феминистками.
Я не знаю, делали ли вы что-нибудь когда-нибудь без особой причины, но даже сегодня я не объясню вам, почему в тот день я сказал: «Да, я был бы рад». Я остался на ужин, хотя и не съел свинину, которую они приготовили. Я оправдался тем, что мой доктор обеспокоен моим холестерином. Я не сказал, что я вегетарианец и мой уровень холестерина 125.

Я старался быть вежливым и соответствующим ужину гостем. Я не хотел говорить что-то, что могло бы привести к разногласиям. Пара (и их два сына, тоже сидящих за столом), как я видел, были добры ко мне и рады разделить со мной ужин, и я все четче понимал, что наравне и с остальными они могут быть довольно порядочными людьми. Тогда я спросил у самого себя: если бы они приехали в мой город, и я бы познакомился с ними, смог ли я пригласить их на ужин. Это вряд ли. Но здесь они были гостеприимны как могли. Да, это я должен был признать. Как бы сильно я ненавидел фермера за его свиней, но он все же не был реинкарнацией Адольфа Гитлера. По крайней мере, не за обеденным столом.
Конечно, я все еще знал, что если мы начнем обсуждение его фермы, то разгорится огромный конфликт, но это был не тот путь, которого я решил придерживаться, поэтому во время всего ужина я старался держаться подальше от этой темы. Возможно, они чувствовали это тоже, поэтому разговоры были достаточно поверхностными.
Мы говорили о погоде, об играх младшей лиги, в которой их оба сына играют, а затем, конечно, как погода может влиять на проведение этих игр. Мы достаточно хорошо поддерживали разговор об обычных вещах и подальше от темы, вокруг которой мог бы произойти спор. Или я так думал. Но затем неожиданно мужчина мощно тыкнул меня пальцем и прорычал голосом, по правде сказать, напугавшим меня: «Иногда я желаю, чтобы вы защитник прав животных все передохли».

Я никогда не разгадаю, как он узнал, что я имею отношению к защите животных – я старательно избегал любого упоминания об этом – но мой желудок скрутило. Что еще хуже, в этот момент его двое сыновей выскочили из-за стола, умчались в другую комнату, захлопнув за собой дверь, и включили телевизор с такой громкостью, чтобы, видимо, заглушить то, что должно было бы последовать после этих слов. В этот же миг его жена собрала посуду и ушла на кухню. Я увидел закрывшуюся за ней дверь и услышал шум воды; я чувствовал, что тону. Они – не без причины – оставили меня наедине с ним.
Я был, грубо говоря, напуган. По такому стечению обстоятельств любое неверное движение могло привести к катастрофе. Стараясь успокоиться, я пытался найти хоть какое-то подобие внутреннего спокойствия, наблюдая за своим дыханием, но я не смог этого сделать по одной простой причине – мое дыхание перехватило.
«Что же они сказали, что вас так огорчило?», – наконец-то я произнес, говоря ясно и осторожно, стараясь не показать свой страх. Я очень старался отделить себя от движения за права животных – силы нашего общества, которую, очевидно, он не слишком любил.
«Они обвиняют меня в жестоком обращении», – прорычал он.
«Почему они говорят такие вещи?», – ответил я, прекрасно зная, почему они такое говорят, но думая в основном о своей безопасности. Его ответ, к моему удивлению, несмотря на гнев, был четко сформулирован. Он подробно рассказал мне, что группы борцов за права животных сказали о работе как у него и почему они против таких вещей. Тогда, без промедления, он пустился в тираду о том, как ему не нравится, что его называют жестоким и что они ничего не знают о его делах и почему они не могут держаться от них подальше.
В то время как он говорил, мой желудок успокоился, потому что стало понятно – и я был рад этому – он не хочет нанести мне вреда, он лишь нуждается в разговоре. Часть его жалоб была на то, что хотя ему и не нравится делать то, что он делает с животными – держать их в таких маленьких клетках, использовать так много лекарств, отбирать новорожденных от мамы сразу же после рождения – но он не видит другого выхода. У него будет убыток и он будет не конкурентно способен, если не будет делать такие вещи. Он рассказал мне, как это делается сегодня, и он делает это тоже. Он не любит это, но еще меньше он любит, когда его обвиняют в том, что он делает, чтобы прокормить семью.

За неделю до этого я был на большом свинокомплексе, где узнал часть их стратегии развития бизнеса – выживать людей, таких как мой собеседник, из бизнеса, чтобы поставить производство свинины на поток, так что маленькие фермы не смогут составить им конкуренцию. Все, что я слышал, он полностью подтвердил.
Несмотря на свои убеждения, я начал понимать тонкости затруднительного положения этого человека. Я был в его доме, потому что он и его жена пригласили меня. И оглядываясь вокруг, было очевидно, что они еле-еле сводят концы с концами. Все вещи были изношены. Эта семья была на краю бедности.
Выращивание свиней, по-видимому, была единственная вещь, которую фермер умел делать для выживания; и по ходу разговора выяснилось, что ему не нравятся как сейчас развивается сельское хозяйство. В то время как он говорил о том, насколько ненавидит современные методы свиной промышленности, он напомнил мне страстных защитников прав животных, которым несколькими минутами ранее желал смерти.

В течение разговора я на самом деле начал находить в себе чувство уважения к этому человеку, которого осуждал так жестоко ранее. В нем была порядочность. В нем было что-то лучшее. Как только я обнаружил дух добродетели в нем, я удивлялся все больше и больше как он может так обращаться со своими свиньями. Я собирался это выяснить.
Пока мы говорили, он вдруг взволновано взглянул на меня. Он упал, обхватив голову руками. Он выглядел сломленным, и было чувство, что что-то ужасное произошло.
Был ли это сердечный приступ? Инсульт? Мне стало трудно дышать и здраво мыслить. «Что происходит?», – спросил я.
Ему потребовалось некоторое время для ответа, но наконец-то он заговорил. Я успокоился, что он может говорить, хотя то, что он сказал, не внесло ясность в ситуацию. «Не важно, – сказал он: и я не хочу говорить об этом». Он говорил, делая движения руками, как будто прогоняя что-то от себя.
Через несколько минут мы продолжили разговор, хотя это было непросто. Разговор не был окончен и сбивал с толку. Что-то темное вошло в комнату, я не знал, что это и как с этим бороться.
Затем, это повторилось вновь. Еще раз отчаяние захлестнуло его. Сидя здесь, я чувствовал что-то мрачное и гнетущее. Я старался смериться с тем, что происходит, но это было не просто. Снова стало тяжело дышать.
Наконец он взглянул на меня, и я заметил его слезящиеся глаза. «Вы правы», – сказал он. Я, конечно, люблю, когда меня признают правым, но в этой ситуации у меня не было ни малейшей идеи о том, о чем он говорит сейчас.

Он продолжил. «Животные не должны содержаться в таких условиях. Особенно свиньи. Вы знаете, что это интеллигентные животные? Они даже дружелюбные, если их правильно содержать. Но я не могу».
Слезы покатились из его глаз. И он сказал, что только что вспомнил кое-что из детства, что-то, о чем не вспоминал многие годы. Он сказал, что это вернулось постепенно.
Он рассказал, что рос на маленькой ферме деревни Миссури – старой ферме, где животные бегали вокруг по скотному двору и пастбищу и имели имена. Я также узнал, что он был единственным ребенком, сын влиятельного отца, воспитывающего железным кулаком. Без братьев или сестер он часто чувствовал себя одиноким, но находил общение среди животных фермы, особенно несколько собак были как настоящие друзья для него. И – что я был удивлен услышать – у него был домашний поросенок.
Он рассказывал о поросенке так, как будто стал другим человеком. До этого он говорил монотонно, сейчас же его голос стал живым. Его речь, которая до этого была полна страданием, начала оживляться. Это привнесло некую свежесть.
Летом он спал в сарае. Там было холоднее, чем в доме, и поросенок часто приходил спать рядом с ним, нежно прося потереть животик, что он с радостью делал.
В их собственности был пруд, и он любил плавать в нем в жаркую погоду, но одна из собак очень возбуждалась при этом и все портила, прыгая в воду, забираясь на него, царапая лапами и уводя под воду. Он уже собирался сдаться, но волею случая, вмешался поросенок и спас его.
Видимо поросята могут плавать, потому что он шлепнулся в воду, подплыл к месту, где собака надоедала мальчику и встал между ними. Он находился между мальчиком и собакой, держа собаку ближе к берегу. Он был, насколько я мог понять, в данной ситуации спасателем или даже охранником-поросенком.
Слушая истории фермера, я наслаждался ими и изумлялся происходящему. Затем, это повторилось вновь: взгляд поражения скользнул на его лице, и я почувствовал нечто очень печальное. Что-то в нем, я знал, изо всех сил старается выжить в этой тоске и боли, но я не знал, что это или как ему помочь.
«Что случилось с вашим поросенком?», – спросил я.
Он вздохнул, и вся боль была в этом вздохе. Тогда медленно он продолжил. «Мой отец заставил меня убить его».
«Вы это сделали?».
«Я убежал, но мне негде было прятаться. Они нашли меня».
«Что случилось?».
«Мой отец дал мне выбор».
«Какой?».
«Он сказал мне: «Ты убьешь это животное или ты мне больше не сын».
Да уж выбор, отцы часто учат своих сыновей быть храбрыми и сильными, но часто получается, что они становятся черствыми и бессердечными.
«Так что я сделал это», – сказал он, и его слезы потекли по щекам. Я был тронут и унижен. Этот мужчина, которого я осуждал в бесчеловечности, плачет напротив меня – незнакомца. Этот мужчина, которого я видел бездушным и безжалостным, заботящийся и ранимый. Как я заблуждался, как глубоко и ужасно я заблуждался.
В следующие минуты я понял все, что происходит. Фермерский поросенок напомнил о боли, глубокой травме, с которой он не смог справиться. Что-то сломалось тогда. Это было невозможно перенести.
Где-то в его детской формирующейся психике он дал себе резолюцию, что никогда больше не будет таким ранимым и уязвимым. И он построил стену вокруг своей боли в месте, где жила любовь и привязанность к поросенку, – в своем сердце. И вот здесь и сейчас он убивает свиней для жизни все еще, как мне представляется, ища одобрение отца. Боже, думал я, что мы готовы сделать, чтобы получить признание отца.

Я думал, он холодный и замкнутый человек, но сейчас я разглядел его настоящее лицо. Его жесткость – не результат бесчувственности, как я думал ранее. Совсем наоборот, это знак того, каким чувственным он был раньше. Если бы он не был так чувствителен, то не был бы и раним и не нуждался в возведении такой массивной стены. Напряженность его тела, что была так очевидна при первой встрече, панцирь, который он носит, сшит из его боли и чувств.
Я осуждал его и, если честно, делал это беспощадно. Но оставшуюся часть вечера я сидел рядом с ним, смиренный и благодарный за ту силу, которая давно глубоко похороненные болезненные воспоминания вытащила на поверхность. И я был также рад, что не высказал свое мнение, потому что вряд ли такая обстановка вызвала бы эти воспоминания.Мы разговаривали весь вечер о многих вещах. После всего, что произошло, я был обеспокоен за него. Разрыв между его чувствами и образом жизни был так трагически широк. Что он может сделать? Это все, что он умеет. У него не было диплома о высшем образовании. Он был частично грамотным. Кто захочет нанять его, если он решится делать что-то еще? Кто захочет вкладываться в него и учить его в таком возрасте?
Под конец вечера эти вопросы не давали мне покоя, но у меня не было ответов на них. Несколько легкомысленно я старался шутить: «Может, вы будете выращивать брокколи или что-то еще». Он взглянул на меня, совершенно не понимая, о чем я говорю. Мне пришло в голову, что возможно он не знает, что такое брокколи.
Мы расстались как друзья, хотя мы виделись редко, но мы оставались друзьями на долгие годы. Он в моем сердце, и я думаю о нем, на самом деле, как о герое. Потому что, скоро вы увидите сами, что впечатляющее мужество, с которым он разделил свои болезненные воспоминания, – это был не предел его храбрости.
Когда я писал книгу «Диета для новой Америки», я цитировал его и обобщено написал все, что он рассказывал, но я был достаточно кратким, поэтому не упоминал его имени. Я думал, что живя среди таких же фермеров в штате Айова, ему будет приятно получить бонус от меня.

Когда вышла книга, я выслал ему копию со словами, что надеюсь, что ему понравится, как я описал наш вечер, и с указанием страниц на мои размышления о проведенном вечере.
Через несколько недель я получил ответ от него. «Дорогой, мистер Роббинс», – так он начинался. «Спасибо за книгу. Когда я ее увидел, у меня случилась мигрень».
Как автор, я хотел иметь влияние на своих читателей. Это, однако, не то, что я имел в виду.
Он продолжил, однако, объясняя, что головная боль была так ужасна, что его «жена» предположила, что он должен прочитать эту книгу. Она считала, что может быть некая связь между головной болью и книгой. Он написал, что это не имело особого смысла для него, но он прочел ее, потому что «жена» часто права насчет таких вещей.
«Вы пишете хорошо», – сказал он мне, и я могу сказать вам, что эти три слова значат для меня гораздо больше, чем похвала New York Times. Он написал, что чтение книги было тяжелым для него, потому что она дала ему понять, что продолжать то, что он делает неверно. Головные боли, тем временем, становились хуже. Тогда в то утро, когда он закончил читать книгу, потратив на это всю ночь, он вошел в ванную и взглянул в зеркало. «Я решил прямо сейчас. Я продам свое стадо и уйду из этого бизнеса. Хотя я не знаю, что буду делать. Может, я буду выращивать брокколи».

После этого он продал хозяйство в штате Айова и переехал в Миссури, где купил небольшую ферму. Он начал выращивать свежие овощи – включая, я думаю, брокколи – и продавать их в местный сельский магазин. Он все еще разводит свиней, конечно, но только у него их всего десять, и он не держит их в клетках и не убивает. Вместо этого, он подписал договор с местной школой; они привозят детей на автобусе на его ферму для его программы «Поросенок – домашнее животное». Он показывал им насколько это интеллигентные и дружелюбные животные, если с ними правильно обращаться, что он и делал. Он организовал все таким образом, что каждый ребенок мог потереть животик поросенку. Он стал почти что вегетарианцем, сбросил большую часть избыточного веса и существенно улучшил здоровье. И, слава богу, он стал более обеспеченным, чем был до этого.
Мы переписывались очень часто. Я был очень опечален известием о его кончине несколько лет назад.
Теперь вы понимаете, почему этот человек до сих пор в моем сердце? Теперь вы понимаете, почему он как герой для меня? Он осмелился сделать шаг, рискнуть всем, чтобы оставить то, что убивало его дух, хотя он и не знал, что будет дальше. Он оставил позади путь, который считал неверным, и нашел тот, что правильный.
Когда я смотрю на то, что происходит в этом мире, я боюсь, что мы не сможем его изменить. Но тогда я вспоминаю этого мужчину и силу его духа, вспоминаю, что много других сердец бьется в этом такте и думаю, что мы сумеем.

Мысли обманывают иногда, что нас не достаточно, чтобы изменить этот мир, и тогда я вспоминаю как ошибался насчет этого фермера при первой встрече и понимаю, что герои живут везде. Я не могу найти их, потому что считаю, что они должны выглядеть и действовать определенным образом. Как ослеплен я могу быть собственными убеждениями.

Этот человек – один из моих героев, потому что его пример напоминает мне, что мы может уйти от клеток, которые строим для себя и для других и стать гораздо лучше. Когда я встретил его впервые, я даже не предполагал, что скажу те вещи, которые пишу здесь. Но это лишь доказывает, насколько удивительна жизнь, и ты никогда не знаешь, чего ожидать. Этот фермер стал для меня напоминанием о том, что никогда не стоит недооценивать силу человеческого сердца.
Я считаю себя привилегированным, что провел тот вечер с ним, и я благодарен за то, что стал катализатором для его духа. Я знаю, что мое присутствие помогло ему в некотором роде, но я также знаю и очень хорошо осознаю это, что я получил гораздо больше, чем отдал.
Для меня это благодать – снять завесы с глаз и понять, что мы можем найти что-то доброе в каждом. Другие могут желать большое богатство, ментальные силы или эстетические путешествия на мистических самолетах, но для меня истинное волшебство – это человеческая жизнь.
Прикрепления: Картинка 1
Категория: ЗОЖ | Просмотров: 846 | Добавил: df221 | Теги: на, ферме., Метаморфозы, свиной | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]